Почему мифы разных народов похожи • Arzamas

У вас отключено выполнение сценариев Javascript. Измените, пожалуйста, настройки браузера.

КурсМифы Южной АмерикиЛекцииМатериалы

Специалист в области типологии фольклора Сергей Неклюдов — о том, существуют ли мифы, общие для всего мира, какова связь между потомством старьевщика Хаима и предком Чингисхана и какое все это имеет отношение к физиологии мозга

Записал Кирилл Головастиков

Три способа объяснить сходства текстов


В науках филологического цикла и, в частности, в фольклористике принято считать, что есть три способа объяснить сходства между устно бытующими текстами. Первый — генетический: наличие у сходных явлений общего предка. Обычно его применяют к традициям, родственным в языковом отношении: скажем, когда говорят об индоевропейской мифологии, имеют в виду общие черты, которые находят в мифологиях индийской, иранской, греческой, германской, славянской и так далее.  


Второй способ — через заимствования, культурные диффузии, взаимообмен устными текстами в условиях культурного и лингвистического двуязычия. Когда сказитель одинаково хорошо знает, например, бурятский и русский языки, он спокойно рассказывает бурятские сказки по-русски, а русские — по-бурятски, в результате чего произведения из одной традиции переносятся в другую. Иногда возникают районы с устойчивым дву- или многоязычием, в которых разные традиции сплавляются воедино, как это происходит на Балканах или на Северном Кавказе. Так, при всех сложностях межэтнических отношений в этом регионе, нартский эпос (сказания о богатырях далекого эпического прошлого) в равной мере принадлежит устным традициям разных северокавказских народов. 


Третий способ — типологический. Говоря о типологии, мы обычно имеем в виду одно из двух: либо близкие, одинаковые сюжеты или мотивы сложились благодаря одинаковым обстоятельствам, либо причин для объяснения сходств столь много, что учесть их в полном объеме практически невозможно и типология просто оказывается такой корзинкой, в которую сметаются все совпадения, необъяснимые через общего предка или заимствования.


У фольклористов нет общеустановленного способа определять, какое из этих трех объяснений работает в том или ином конкретном случае. Самое сложное — когда все три фактора действуют одновременно: похожие тексты обнаруживаются у близкородственных народов, которые к тому же контактируют между собой и живут примерно в одинаковых условиях, то есть имеет место как генетическая и типологическая общность, так и культурный взаимообмен. Подобный характер имеют, например, некоторые русско-украинско-белорусские фольклорные параллели. 


Четвертый способ


После работ Юрия Березкина, который изучает распределение фольклорных сюжетов и мотивов на карте мира, чтобы установить маршруты и хронологию первичного расселения людей по земле, к этим трем вариантам объяснения сходства текстов следует добавить четвертый: некоторые схождения являются результатом этих миграционных процессов, фольклорно-мифологическими следами пребывания древних популяций в тех или иных местах. Это может работать и наоборот: не сходство мифов объяснять через информацию о древних миграциях, а обосновывать маршруты перемещений людей с помощью информации о похожих текстах.


Чтобы установить заимствование или родство, обычно нужны нетривиальные признаки — своего рода «меченые атомы» традиции: имена, названия, уникальные детали и тому подобное. 


Существуют ли мифы, общие для всего мира?


Вопрос о типологии фольклора тесно связан с проблемой культурных универсалий. Есть ли универсалии в фольклоре? Главный аргумент антиуниверсалистов: не существует ни одного мифа, который был бы представлен у всех народов. Этот аргумент следует признать совершенно справедливым, но только если оставить в неприкосновенности исходные понятия — «миф» и «универсальность», а также исключить из рассмотрения элементы, очень распространенные, но слишком общие и в некотором смысле тривиальные (типа мужской природы неба и женской природы земли — эти представления встречаются практически во всем мире).


Универсалисты и антиуниверсалисты, вступая в спор, на самом деле спорят о разных сущностях. Если первые скорее говорят о предельно элементарных или предельно обобщенных схемах (поэтому часто апеллируют к юнговским архетипам), то вторые обращаются к самим мифологическим сюжетам и мотивам, достаточно конкретным (даже жанрово обусловленным) и больше связанным с этнорегиональной и этнокультурной спецификой. Иными словами, чем элементарней повествовательный элемент, тем больше шансов обнаружить взаимонезависимые сходства. 


Почему типология возможна


Универсальность, по-видимому, надо искать не столько на уровне фольклорного мотива, сколько в его более широких логико-семантических обобщениях (типа «персонаж, проглоченный неким существом, живой и невредимый выходит из его утробы») или, напротив, в его элементарных семантических составляющих, таких как некоторые простейшие образы космо- и антропогонических мифов: недоделанный мир (мир в эмбриональной форме, безлюдный мир), первообъекты (гора, водоем, дерево), недоделанный человек (человек-заготовка, его эмбриональная форма — яйцо, комок, щепка и так далее).


Универсальность в фольклоре не значит, что тот или иной мотив/сюжет будет представлен во всех мировых культурах. Скорее, этот мотив/сюжет окажется так распространен, что мы не будем удивляться, если найдем в другой традиции его аналог (разумеется, при учете их семантических контекстов).


Впрочем, я не стал бы отмахиваться и от предположений, что существуют некие простейшие единицы смысла, к которым человеческая мысль периодически возвращается на протяжении своей интеллектуальной истории. По этой концепции существует некое конечное множество общечеловеческих понятий, а значит, возможно «установление окончательного набора универсальных атомов смысла («алфавита человеческих мыслей», словами лингвиста Анны Вежбицкой). 


Как работает типология: текстопорождающие модели


У монголов есть миф о том, как к овдовевшей женщине через дымник юрты является некий светло-русый человек, поглаживает ей чрево, и свет его проникает в ее чрево. Женщина оказывается беременна и рожает мальчика, предка Чингисхана. Эта история зафиксирована в одном из старейших монгольских текстов (XIII век), потом она неоднократно, вплоть до XVII века, повторяется в тюркских источниках. В позднейшей записи существом, спустившимся к женщине и зачавшим с ней ребенка, оказывается ее умерший муж. 


Есть одесская песенка 1920-х годов про «всеми уважаемого» старьевщика Хаима, чья «супруга молодая деток приносила каждый год»:


То приносит двойню,

То приносит тройню,

То приносит сразу целый взвод.

<…>

Часто в дружеской беседе

Говорят ему соседи: 

«Хаим, ты лавочку закрой!»

Голодом снедаем,

Помер бедный Хаим,

И пришлось его похоронить.

Жена его Рая,

Супруга молодая,

Деток продолжала приносить.

Смотрит народ на это чудо:

«Дети появляются откуда?

Видно, Хаим с того света

Продолжает дело это.

Хаим, ты лавочку закрой!»


Если отбросить жанровую специфику, бытовой антураж, ироническую интонацию и оставить чистый сюжет, мы увидим, что перед нами та же самая история: мертвый муж приходит к своей жене, и от этой связи родятся дети. 


Это еще не все. Анализируя житие Иды Булонской, матери Готфрида Бульонского, первого защитника Гроба Господня, и Бодуэна, короля Иерусалима, французский историк Жорж Дюби отмечает в тексте некоторые показательные моменты. Еще в подростковом возрасте у этой дамы было видение: когда она спала, солнце, спустившееся с небес, мгновение пребывало в ее лоне. Овдовев, она ушла в монастырь, но деторождение ее продолжалось, только «в духовном смысле»: ее богатство пошло на то, чтобы «рождать» новых сыновей, «во Христе монахов». «После смерти ее смертного мужа она прослыла соединившейся с бессмертным супругом жизнью в целомудрии и не желая нового замужества». Таким образом, агиографическая риторика автора жития непредумышленно рисует тот же самый, уже знакомый нам сюжет.


Можно было бы предположить, что у всех трех историй есть общий мифологический источник, который дал всходы и в Одессе, и во Франции,

и в Центральной Азии. Однако стоит напомнить, что в генеалогии «золотого рода» Чингисхана светящийся небесный любовник оказывается покойным мужем праматери-вдовы только на самом позднем этапе сюжетного развития, в тюркской редакции легенды XVII века, а следовательно, это важнейшее звено рассказа не имеет отношения к его истоку. Кроме того, в жизнеописании Иды Булонской данный сюжет возникает исключительно благодаря сочетанию метафор религиозной риторики («соединиться с бессмертным супругом», «монахи как дети» и проч.), то есть синтетически, за счет семантических притяжений — если, конечно, не считать мотива Данаи (свет, нисходящий в женское лоно), общего с древнемонгольским преданием. Иными словами, эти три случая никак не могут быть разными реализациями некоего первичного мифа. Здесь мы имеем дело со сложением по общей модели одинаковых сюжетов из совершенно разного материала. В какой-то момент запускается процесс логико-семиотических преобразований, превращающих монгольское небесное божество в дух покойного мужа, а бытовой анекдот о гулящей вдовушке — в шутливую песенку о Хаиме, продолжающем с того света навещать свою жену, и так далее. Тут — царство типологии, а не исторической преемственности и не культурного обмена. 


Как работает типология: элементарные единицы



Микеланджело Буонарроти. Всемирный потоп. Деталь росписи Сикстинской капеллы.

1508–1509 годы

© Wikimedia Commons

Если модели текстуализации располагаются уровнем выше, чем конкретные сюжеты, то уровнем ниже находятся элементарные семантические единицы (назовем их семами). У каждой из них есть валентности, которые определяют перспективы порождения сюжетов через присоединение следующих сем. Например, сема «Всемирный потоп» — это еще не сюжет, но у нее есть валентность, позволяющая присоединить сему «всеобщая гибель», которая, в свою очередь, присоединяет сему «спасение немногих», и уже выстраивается сюжетный сценарий: «Всемирный потоп — всеобщая гибель — спасение немногих». В известном смысле сема «потоп» как бы «знает» не только ближайшую сему («всеобщая гибель»), но и перспективы последующих присоединений («спасение немногих» и т. д.) — таким образом, высвечивается целая семантическая цепочка, которая, по-видимому, и составляет базу текстопорождающей модели. Собственно, именно это (набор логико-семантических моделей, с одной стороны, и словарь сем с их валентностями, с другой) следует, с моей точки зрения, сделать объектом типологических исследований, которые таким образом могут обрести более строгую формальную методологию. 


Перспективы типологических исследований


Именно типологические исследования позволяют обратиться от архаических форм к феномену современной мифологии, который вполне объясним с точки зрения теории универсальных мифологических моделей. Это видно хотя бы на примере песни про Хаима.


Несомненно, типологические исследования должны вывести нас за пределы филологии. Полтора года назад я участвовал в конференции «Память в биологических, социогуманитарных и технических системах»: одни докладчики рассказывали о физиологии мозга, другие — об искусственном интеллекте, а я был в числе тех, кто говорил о культурной памяти. И слушая чужие выступления, я в очередной раз думал о той стене, которая отделяет одни науки от других. Конечно, шаг от культурной семантики к физиологии мозга, к психофизиологии когда-нибудь необходимо будет сделать, но это, видимо, произойдет еще не в ближайшем будущем. Или, может быть, это будет шаг к этологическим исследованиям Конрада Лоренца, который, изучая символические действия животных, подошел к нашим проблемам ближе, чем иные антропологи. 


Слишком многое в людском поведении уходит своими корнями в дочеловеческое прошлое; оторопь берет, когда сопоставляешь, например, рыцарские турниры и соперничество самцов в животном мире. Другое дело, что весь комплекс ритуалов у животных семантически чрезвычайно беден и никак не объясняет многообразия человеческих практик и их функционально-семантических значений. Кроме того, «у животных нет символов, передаваемых по традиции из поколения в поколение. Вообще, если захотеть дать определение животного, которое отделяло бы его от человека, то именно здесь и следует провести границу» (Лоренц). Лишь научение дает возможность для появления и развития культурной традиции.




Сергей Неклюдов — российский фольклорист, крупнейший специалист по семиотике фольклора. Учился у Елеазара Мелетинского, много участвовал в работе тартуских Летних школ вместе с Юрием Лотманом. Занимался полевыми исследованиями монгольского фольклора и написал о нем две диссертации. Также Неклюдов — основатель традиции изучения современного фольклора в России: сам являясь носителем традиции городской песни, он много изучал ее как специалист.  

Теги

Эксперт
Фольклор

Радио ArzamasЗачем отмечать 8 Марта

Каких прав не хватало женщинам в XIX веке, чем занимались российские равноправки и почему женское движение стало международным — слушайте в первой части нового курса «Краткая история феминизма». Заключительные лекции выйдут 16 марта

Хотите быть в курсе всего?

Подпишитесь на нашу рассылку, вам понравится. Мы обещаем писать редко и по делу

Курсы

Все курсы

Спецпроекты

Лекции

12 минут

1/8

Почему люди умирают

Как в Южную Америку попали африканские рассказы о том, что первые люди вышли из-под земли и проспали бессмертие

Читает Юрий Березкин

Как в Южную Америку попали африканские рассказы о том, что первые люди вышли из-под земли и проспали бессмертие

13 минут

2/8

Ямс из пальцев, кукуруза из зубов

Как в Индонезии и Перу появились похожие мифы о происхождении культурных растений

Читает Юрий Березкин

Как в Индонезии и Перу появились похожие мифы о происхождении культурных растений

13 минут

3/8

Зубастое лоно

Почему ни в Африке, ни в Европе не рассказывают о женщинах, которые не умеют рожать, о людях, которые не умеют есть, и об изменах с крокодилами и медведями

Читает Юрий Березкин

Почему ни в Африке, ни в Европе не рассказывают о женщинах, которые не умеют рожать, о людях, которые не умеют есть, и об изменах с крокодилами и медведями

15 минут

4/8

Явление духов

Почему в Южной Америке, Меланезии и Австралии женщинам нельзя смотреть, как мужчины вызывают чудовищ

Читает Юрий Березкин

Почему в Южной Америке, Меланезии и Австралии женщинам нельзя смотреть, как мужчины вызывают чудовищ

15 минут

5/8

Проделки койота

Что общего у индейцев Южной и Северной Америки

Читает Юрий Березкин

Что общего у индейцев Южной и Северной Америки

14 минут

6/8

В поисках жениха

Почему в южноамериканских эпосах не бывает счастливых концов

Читает Юрий Березкин

Почему в южноамериканских эпосах не бывает счастливых концов

13 минут

7/8

Репетиция мира

Кто такие первопредки и куда делся их мир

Читает Юрий Березкин

Кто такие первопредки и куда делся их мир

19 минут

8/8

Съеденный мальчик

Как китайские мигранты принесли в Перу сюжет о детях, спасающихся от людоедки и превращающихся в солнце и луну

Читает Юрий Березкин

Как китайские мигранты принесли в Перу сюжет о детях, спасающихся от людоедки и превращающихся в солнце и луну

Материалы

Юрий Березкин: «Главная моя цель — реконструкция прошлого»

Во что верят индейцы

Историк Дмитрий Беляев — о мифологии Южной и Центральной Америки до Колумба

10 признаков того, что вы первопредок

Как понять, не являетесь ли вы родоначальником людей

Путь человечества

Как люди добрались из Африки до Огненной Земли

Мультфильм о мифах индейцев

Мифы индейцев Латинской Америки в пересказе для детей

Чем отличаются майя, ацтеки и инки

Кто знал колесо, кто жевал коку, кто построил Мачу-Пикчу и чей вождь — Монтесума

Непереводимые слова индейцев

Понятия, для которых отдельные слова есть только в языках доколумбовых цивилизаций

Музыка у индейцев майя

Что означал звук для мезоамериканцев и как звучали их музыкальные инструменты

Лев Клейн: «Будущее решается гуманитарным знанием»

Адам и Ева с точки зрения генетика

Как лингвисты помогли биологам узнать, от кого произошло все человечество

Стать бессмертным: советы бывалых

Мифы народов мира о животных, победивших смерть

О чем спросить туземца

Изучение «диких народов» при помощи вопросов Фрэзера о рождении, любви и войне

Что проспали герои мифов

Бессмертие, рис, винный погреб — чего еще лишились мифологические герои из‑за сна?

Инки глазами испанского чиновника

Хронист Хуан Поло де Ондегардо-и-Сарате о странных обычаях индейцев

Испанский миссионер о верованиях инков

Фрагменты «Доклада о сказаниях и обрядах инков» Кристобаля де Молины

Огород из частей тела

Шесть мифов о членовредительстве и растениеводстве из разных частей света

Запретные сказки Российской империи

«Заветная сказка» о зубастом лоне и щучьей голове из сборника Афанасьева

Узелковое письмо

Кто, что и каким образом записывал на кипу

Мифы Южной Америки — о женщинах

Как быть хорошей женой и что делать с плохой по мнению цельтали и других специалистов

Евангелие в картинках

Как проповедовали индейцам первые миссионеры, не знавшие языков Нового Света

Трикстер в СССР

Почему в советской и постсоветской культуре трикстеры важнее серьезных национальных героев

Что может случиться с трикстером

Сюжеты разных народов мира, больше других напоминающие современные анекдоты

Мезоамериканское какао

Как приготовить напиток, который может успокоить сердце, свести с ума и вылечить туберкулез

Что такое погребальные башни

Почему аймара хоронили знатных людей в башнях

Важен ли сюжет в мифе

Антрополог Бронислав Малиновский пришел к выводу, что нет

Игра в мяч

Спортивная игра мезоамериканцев как религиозный обряд

Комиксы мочика

О чем рассказывают ритуальные сосуды, созданные культурой, у которой не было письменности

Где люди ели друг друга

На карте 1893 года видно, где, по мнению европейцев, был распространен каннибализм

Почему мифы разных народов похожи

Сергей Неклюдов о том, как ученые объясняют сходства между фольклорными текстами

Все, что вы хотели знать о зубастом лоне

Как последователи Фрейда интерпретировали мифы о vagina dentata

Об алеутских демонах

Рассказ святителя Иннокентия Аляскинского о том, как на остров Уналашка являются дьяволы

Майя-киче о рождении мира

Как пустота наполнилась рыбами, крабами и кипарисовыми рощами — в двух переводах

«Вы уморили мою мамочку!»

Миф о происхождении черной и красной красок

5 заблуждений о матриархате

Почему у идеи о том, что в прошлом женщины были важнее мужчин, нет никаких научных оснований

Попугайчики, табак, яички и другие ужасы

Страшный миф народа нивакле, живущего в Парагвае и Аргентине

Шесть фактов о сиу

Кто такие люди бизонов и за что их полюбил канал НТВ

Как делят год разные культуры

«Задержка вод», «Месяц выхода Убийцы», «Малое изобилие» и другие месяцы восьми календарей

Много ли вы знаете об индейцах

Тест: проверьте свои познания о жизни и представлениях коренных жителей Центральной и Южной Америк

Если курса вам показалось мало

Где подробнее узнать о ранней истории человека, о жизни индейцев и о мифах народов мира

О проектеЛекторыКомандаЛицензияПолитика конфиденциальностиОбратная связь

Радио ArzamasГусьгусьСтикеры Arzamas

ОдноклассникиVKYouTubeПодкастыTwitterTelegramRSS

История, литература, искусство в лекциях, шпаргалках, играх и ответах экспертов: новые знания каждый день

© Arzamas 2023. Все права защищены

Почему дома разных народов отличаются



Главная




ВладейЛегко Новости



Традиционные жилища разных народов мира

28/08

2020

назад

вверх


Почему у одних народов дома-жилища круглые, у других конусообразные или прямоугольные? Наше стандартное представление о доме: «коробка» с крышей, дверным проемом и окнами. Но насколько такая форма универсальна и функциональна?


Люди, выйдя из пещеры (хотя некоторые народы до сих пор пребывают там), первым делом стремились обустроить свое жилище так, чтобы оно было максимально надежным, удобным и соответствовало природным и этнографическим условиям.


С материалом, из которого возводилось жилище, все понятно — использовалось то, что было под рукой и в окрестностях. В зависимости от долговременности пребывания на одной и той же территории, сооружаемый дом был либо разборный и легко перемещаемый, либо стационарный.


Стационарные дома, как правило, прямоугольные, кубические, цилиндрические. Строились из камня, дерева. Дом должен был не только укрыть от непогоды, но и защитить. Поэтому у многих народов были почти неприступные настоящие дома-крепости с окнами-бойницами, толстенными стенами (сакли на Кавказе, арабские дома). Нередко жилище встраивалось в скалу, холм или частично было зарыто в землю (землянка).


землянка


Архитектурные особенности домов иногда вызывают изумление. Но если вникнуть, то они имеют и функциональное назначение. Например, трулли – итальянские домики с округлой конусовидной каменной крышей — строились без цемента. По преданию в отдельных местностях Италии власти запрещали строительство, поэтому строили такие дома, чтобы достаточно было вынуть один камень из кладки и он разрушился. Или овальный испанский дом – пальясо, – напоминающий гриб с одним входным отверстием. Фантастические индонезийские танаконен, похожие на морские ладьи, – дань памяти предкам племени, приплывшим на острова.


Кочевники стремились облегчить свои жилища, но, вместе с тем, они должны были защищать от непогоды. При этом характерной для них чертой является возможность их быстро разбирать и собирать. Такие жилища, как яранги и чумы северных народов, вигвамы и типи индейцев, фелиджи туарегов и берберов, юрты казахов и монголов в своей основе являются каркасными сооружениями конусовидной, реже круглой, формы из закрепленных шестов, покрытые шкурами зверей или кошмой (толстые покрывала из шерсти домашних животных).


Также каркасные конструкции-трансформеры различных форм (прямоугольные, цилиндрические), но с другим наполнением, характерны для южных широт: африканских, южноамериканских стран, Японии. Стеновые панели сплетены из тростника, нередко обмазаны глиной и саманом, крепятся на конструкции из деревянных жердей, бамбука. В Японии стены минки из плотной бумаги, у китайской фанзы – из самана или черепицы. Такие конструктивные особенности строений оптимальны для территорий, где часты землетрясения. Даже в Европе (Германия, Голландия, Бельгия, Англия) повсеместно распространены старинные фахверхи и халленхаузы, состоящие из деревянного брусчатого каркаса, заполненного строительным мусором.


минка


Интересны комплексы жилых строений у народов Африки – крааль и бразильских племен – атроари (шабоно), представляющие собой кольцо, состоящее из отдельных тростниковых шалашей или хижин. В каждой хижине (шалаше) живет отдельная семья, в центре может быть скотный двор, площадка для сборищ и ритуалов.


шабоно


В тропических странах на побережьях морей, либо в глуби континента на болотах, озерах, где постоянно влажно, строятся так называемые палафиты на сваях и платформах.


палафит


Необычен дом из снежных блоков – иглу. Как жить в таком доме?! Оказывается спрессованный снег является хорошим теплоизолятором, потому что имеет микропористую структуру. В правильно возведенном иглу можно даже костер разводить и никакой талой воды в нем не будет.


иглу


Кстати, круглая (купольная) форма наилучшим образом сохраняет тепло! А конусовидная — не позволяет скапливаться дождевой воде и снегу, а также более устойчива к порывам ветра.


И как не рассказать про привычные нам классической формы избы, хаты, риги. В лесных областях России, Канады, Скандинавии, конечно же, в приоритете дерево. Деревянные срубы испокон веку собирались мастерами без единого гвоздя. Для домов в южных регионах больше в ходу были камни, глина. Глина — замечательный природный древнейший строительный материал, позволяющий сохранить тепло, причем эффективно применяется в современном производстве строительных материалов (керамзит, цемент, кирпич). Крыши покрывались соломой, черепицей. Каменные дома также имеют безусловные достоинства. Камень надежен, более долговечен. Из камня можно возводить «криволинейные» стены. Как тут не вспомнить творения Гауди или Хундертвассера?!


Архитектурное наследие народов Земли является неисчерпаемым источником для вдохновения современных архитекторов. Но об этом расскажем позже!


А Вы согласились бы пожить в таком домике?

#Управление Росреестра по Саратовской области
#Владей Легко познавательный

Список рекомендуемых статей

Комментарии

Для того чтобы оставить комментарий, войдите или зарегистрируйтесь

В чем разница между людьми и народами?

Спросите редактора

Вопрос

В чем разница между человек и человек ? — Мауро, Перу

Отвечать

Спасибо за отличный вопрос!

Слово человек имеет несколько разных значений. Первое значение — это просто множественное число от человек — , другими словами, два или более человека. Вот два примера предложений с таким значением:

  1. В поездке мы встретили самых разных людей  . (люди=более одного человека, в данном случае, вероятно, много)
  2. Мои соседи хорошие человек . (люди = более одного человека, в данном случае, вероятно, несколько)

Однако люди могут также означать «все или большинство людей» или «все люди определенного типа», как в следующих примерах:

  1. Ему все равно, что люди думают о нем. (люди=все люди)
  2. Молодые люди  везде носят свои мобильные телефоны. (молодежь = все или почти все молодые люди)

Наконец, третье значение человек — это «группа людей, принадлежащих к одной культуре, этнической принадлежности, нации или расе». Вот сбивающая с толку часть: когда упоминается более одной такой группы, человек становится человек .

Вот несколько примеров:

  1. Чтобы путешествовать по льду, охотиться и согреваться,  Инуиты Люди  выработали уникальный образ жизни. (инуиты = люди, принадлежащие к этнической группе, известной как «инуиты»)
  2. В 1991 году в Австралии начался формальный процесс примирения с коренными народами . (народы = разные группы с разными языками, культурами и т. д.)

В общем, единственный раз, когда вы захотите использовать слово «народы», это когда вы имеете в виду группы людей из разных этнических, культурных, расовых или национальных слоев.

 

Надеюсь, это поможет.

 

Archive

Select month…February 2022January 2022December 2021November 2021October 2021September 2021August 2021July 2021June 2021May 2021April 2021March 2021February 2021January 2021December 2020November 2020October 2020September 2020August 2020July 2020June 2020May 2020April 2020March 2020February 2020January 2020December 2019November 2019October 2019September 2019August 2019May 2019April 2019March 2019February 2019January 2019December 2018November 2018October 2018September 2018August 2018July 2018June 2018May 2018April 2018March 2018February 2018January 2018December 2017November 2017October 2017September 2017August 2017July 2017June 2017May 2017April 2017March 2017February 2017January 2017December 2016November 2016October 2016September 2016August 2016July 2016June 2016May 2016April 2016March 2016February 2016January 2016December 2015November 2015October 2015September 2015August 2015July 2015June 2015May 2015April 2015March 2015February 2015January 2015December 2014November 2014October 2014September 2014August 2014July 2014June 2014May 2014April 2014March 2014February 2014January 2014December 2013November 2013October 2013September 2013August 2013July 2013June 2013May 2013April 2013March 2013February 2013January 2013December 2012November 2012October 2012September 2012August 2012July 2012June 2012May 2012April 2012March 2012February 2012January 2012December 2011November 2011October 2011September 20 11August 2011 июля 2011 июня 2011 г. May 2011 APRIL 2011March 2011 February 2011 Январь 2011 года. Руководитель 2010 г. November 2010october 2010 September 2010 August 2010 июль 2010 июня 2010 г. — 2010 Април 2010march 2010 Fepruary 2010 Ян. 2010 декабрь 2009 г. 2009ноябрь 2009 г. октябрь 2009 г. сентябрь 2009 г. август 2009 г. июль 2009 г. июнь 2009 г. май 2009 г. апрель 2009 г. март 2009 г. февраль 2009 г. январь 2009 г. декабрь 2008 г. ноябрь 2008 г.

«Разные люди», Клэр Сестанович

Аудио доступно

Послушайте этот рассказ

Аудио: Клэр Сестанович читает.

Когда Джилли была маленькой, она солгала своему дневнику. Это был не игрушечный дневник. Она уже покорно заполнила несколько таких блокнотов девичьих расцветок, показными замками и миниатюрными ключами. У этого нового дневника была тускло-коричневая обложка и никаких средств защиты. Она могла представить, что этот объект станет артефактом. Она писала гладкими черными чернилами, которые загадочно блестели, пока не высохли, и тщательно подбирала слова, чем длиннее, тем лучше. Были слова — втиснутые в узкое пространство между строками, гораздо уже, чем она привыкла, — которые она не знала, как произнести. Она писала для публики. Ей было двенадцать лет.

Проблема была в том, что в ее жизни не было событий. У нее были мать, отец и задний двор, и хотя у нее не было ни собаки, ни кошки, ей разрешили завести птицу. У него была бледно-голубая грудка — она сказала грудь без смущения или без попытки, потому что это было по-детски не так, — и черно-белые перья, похожие на элегантное пальто в ломаную клетку. Эти цвета были намного лучше, чем ярко-зеленый и хрипло-желтый у других попугаев, но о птице все равно было нечего писать. Через сто лет, когда Джилли умрет или будет настолько старой, что ее кожа превратилась в бумагу, а все ее слова превратились в чистую, драгоценную правду, никто не захочет читать об уборке птичьей клетки, сколько бы она ни думала об этом. это. Страх поглотил ее за несколько дней до задания; Отвращение переполняло ее, когда она выбрасывала маленькие твердые шарики в мусорное ведро. Птица, выпущенная из клетки, иногда садилась на голову Джилли, упираясь своими бледными костлявыми лапами в ее череп.

Значит, она все выдумала. Ее изобретения были тонкими и искусными. Она не стала сиротой и не заболела необъяснимой болезнью. Она не сбежала с обсаженной деревьями улицы, где никогда ничего не происходило. На самом деле, Джилли в основном вообще не лгала о себе. Это было сложнее, чем казалось. Но она обнаружила, что лгать о своих родителях было легко, потому что, когда она действительно думала об этом, она понимала, что едва знала их. Из всех несправедливостей детства эта могла быть величайшей: они знали ее всю жизнь — они знали о ней то, чего она, ограниченная слабой и ненадежной памятью, никогда бы не узнала, — но Джилли была свидетельницей лишь часть их.

В письме она называла своих родителей Питером и Лизой. На первой странице своего дневника она сообщила, что поздно ночью, когда она должна была спать, она услышала, как они дерутся внизу. В следующей записи она написала, что драка, начавшаяся шепотом, обострилась: теперь они кричали.

Ничто из этого не было правдой. Все, что Джилли могла слышать наверху, — это звук пианино, на котором Питер играл каждую ночь. Популярные легкие песни — вещи, которые он помнил с детства или подхватил, слушая радио. Ничего классического или классического. Он был не очень хорош — он был врачом, а не пианистом, — но говорил, что музыка — это универсальный язык; вам не нужно было понимать это правильно.

Иногда он тоже пел. Лиза никогда не пела, но время от времени Джилли могла разобрать ее голос, прорезающий музыку, вероятно, для того, чтобы задать трудный, глубокий вопрос (ее вопросы всегда были трудными и глубокими) или чтобы прочитать что-нибудь вслух из книги, лежащей у нее на коленях.

О лжи Джилли было неприятно думать, но как только она начала писать, она стала возбуждать. Она описала, каково это было лежать в постели, поглощенная тьмой, бомбардируемая звуками конфликта, а позже, когда она действительно лежала в постели, настоящая тьма казалась другой, потому что в ней была и фальшивая тьма. Он казался более глубоким, незнакомым.

Но за что им драться из-за ? Все, что она придумала, должно было быть правдоподобным. Была разница между изобретением — функциональной фантазией, собранной из частей реальности, — и чистым вымыслом, глупыми историями, которые исчезали, как только они были закончены, как даже самые приятные сны. Поэтому Джилли внимательно изучала своих родителей. Как только она начала обращать внимание, стало ясно, что они избегали разногласий так же тщательно, как она их искала. Они по очереди готовили, убирали и даже косили газон, что Джилли когда-либо видела только у мужчин. Они задавали вежливые, открытые вопросы: Как прошел твой день ? Когда Питер шутил, а Лиза не смеялась, она извинялась. Извини , говорила она, Я не понимаю .

Питер был врачом, который лечил очень больных детей. Это звучало как серьезная работа, но Лиза была по-настоящему серьезной. Это-то и нравилось в ней Джилли больше всего: она понимала истинный вес вещей. Лиза была философом. Было много отцов-врачей, но Джилли никогда не встречала маму-философа. Много лет назад, когда Джилли спросила Питера, умирали ли когда-нибудь больные дети, он уклонился от ответа. Но Лиза посмотрела на Питера, а затем на Джилли и сказала, как ни в чем не бывало:0007 Да, делают . Это разожгло одну из немногих настоящих ссор между ее родителями, которые Джилли могла вспомнить, и она была в ее центре. Вопрос был в том, сможет ли она справиться с правдой.

В конце концов, Джилли сделала в своем дневнике некоторые стратегические упущения. Она никогда не уточняла, из-за чего именно ссорились ее родители, потому что ей было не так интересно представить себе причину их конфликта, как его последствия. Она слышала о разрушенных домах и теперь представила себя внутри одного из них: рушащиеся стены, выбитые окна, трещина, расколовшая дом по невидимым швам.

Примерно в то время, когда Джилли добралась до середины своего дневника, где она увидела белую нить, которая скрепляла все это вместе, она посетила свои первые похороны. Старик, живший по соседству, умер всего за несколько недель до своего сотого дня рождения. Его звали Стью. На самом деле Джилли давно его не видела, потому что последние несколько лет своей жизни он был прикован к постели. Но даже тогда, когда его присутствие можно было обнаружить только по движению занавесок, или по мерцанию лампы, или по приходящей и уходящей почте, она думала о нем как о хранителе тайн района. Не какой-то особый секрет — нечто большее. Какая-то старая и важная истина. Больше всего она помнила о Стью то, как его тело, казалось, обнажалось по мере того, как оно склонялось: толстые голубые вены, выступающие на ладонях и стягивающие лодыжки, пятнистая кожа, появляющаяся по мере того, как его волосы становились все тоньше и тоньше. , как ватный тампон, который медленно раздвигают, пока вы не сможете видеть сквозь него.

Джилли предполагала, что она увидит Стью в последний раз, устроившегося в гробу, в его самой модной одежде. Так она была разочарована, стоя торжественно на церковных скамьях, узнав, что гроба не будет вовсе. В бумажных программах, распространяемых в начале службы, было только одно изображение — черно-белый портрет Стью в армейской форме. Его щеки окрасились в неправдоподобно розовый цвет. Большая часть панихиды была посвящена той или иной версии этого человека — верного солдата, любящего мужа, трудоголика, хорошего отца, — который мало походил на человека, которого, как думала Джилли, она знала. Это не было слезным или даже мрачным событием. Люди были там, говорили и повторяли, чтобы праздновать жизнь, а не оплакивать смерть. Это тоже, по мнению Джилли, было разочарованием. Если те последние годы жизни Стю, казалось, приближались к чему-то вроде откровения — его прозрачная кожа, его откровенные и не всегда уместные замечания, — то теперь все, что, казалось, вот-вот откроется, снова прикрылось, хрупкая, честная сердцевина того, как он спрятался в широкоплечем теле солидного семьянина. И после всего этого они буквально похоронили его. Джилли старалась не думать об этом.

Лиза отвезла их домой. Она была не лучшим водителем, чем Питер, но худшим пассажиром. Когда они остановились на красный свет, Лиза сказала, что не знала, что у Стью такая большая семья, такая насыщенная жизнь.

«Полный чего?» — сказала Джилли с заднего сиденья. Она была маленькой для своего возраста, и ремень безопасности неудобно врезался в ее шею.

«Когда людям так больно, трудно представить, какими они были без боли», — продолжила ее мать.

«Ему было больно?»

Почему ей об этом никто не сказал?

«Долгая жизнь не обязательно означает лучшую жизнь», — сказала Лиза.

— Ну, — сказал Питер.

«Ну что?»

«Мы делаем огромные успехи в уходе за умирающими. И мы будем только продолжать делать их. Медицина развивается быстрее, чем когда-либо».

«Но куда шагать? Продвижение к чему? — спросила Лиза. — Хотим ли мы вообще добраться туда, куда направляемся?

В ее голосе прозвучала нотка, заставившая Джилли наклониться вперед. Ремень безопасности заблокирован.

— Лично я нет, — продолжила Лиза. «Если я доживу до восьмидесяти, этого будет достаточно».

« Лиза ».

Питер обернулся и посмотрел на Джилли, которая все еще натягивала ремень безопасности. Когда Лиза взглянула на нее в зеркало заднего вида, она перестала сопротивляться. Она хотела выглядеть спокойной, собранной. Не было ничего более юношеского, чем страх смерти.

— Если ты не можешь просить о рождении, — сказала Лиза, оглядываясь на дорогу, — разве тебе нельзя просить о смерти?

«Знаете, все гораздо сложнее. Врачи принимают присягу».

«Остальные — нет».

Питер уставился в окно, где, как подумала Джилли, не было ничего, на что стоило бы смотреть: одинаковые телефонные столбы, одни и те же деревья, посаженные снова и снова, расстояние между домами было как раз на нужном расстоянии.

— Но представьте, если бы мы это сделали, — сказал он, прижимаясь носом к стеклу, как мог бы ребенок. «Представьте, если бы вам пришлось смотреть каждому человеку в глаза и говорить то, что говорят врачи. Мы сделали все, что могли ».

К тому времени, как родители Джилли сказали, что хотят сообщить ей что-то важное, она почти забыла о дневнике. Она написала в нем как попало. Иногда, вспоминая о блокноте после простоя, она возвращалась к нему с новой решимостью, регулярно записывая, обычно честно. Но вскоре решимость превратилась в рутину, а рутина ей наскучила. Записи становились короче и неряшливее, а затем и вовсе прекращались. Однажды Джилли взяла дневник с полки и положила его в ящик стола, потому что вид его, казалось, обвинял ее — в чем именно, она не была уверена.

Родители вызвали ее в гостиную. Они сидели на диване, взгромоздившись на край подушек, близко, но не соприкасаясь. Напротив дивана стояли два стула — для симметрии, — и Джилли знала, еще до того, как поняла, что происходит, что независимо от того, какой стул она выберет, она что-то выведет из равновесия. Она зависла между ними на несколько секунд, затем села напротив Лизы.

Питер пошел первым. Он сделал упор на логистику. Лиза переехала в свой дом. Ну, свою квартиру, но просторную.

«Это будет хорошо для всех», — сказал он. — Что не значит, что всем тоже не будет тяжело.

Он говорил медленно, а закончив, выжидающе посмотрел на Лизу, а это означало, что пришла ее очередь. Это означало, что они следовали сценарию. Питер кивал, пока Лиза говорила, так, как вы кивали бы тому, кто репетирует свои реплики, кто, наконец, понял их правильно. Или почти правильно — достаточно близко.

Это разозлило Джилли. В общем, она избегала гнева. В отличие от печали или даже страха, о гневе нельзя было думать — его можно было только чувствовать. Злость была похожа на попадание в ловушку, как в переполненном бассейне или переполненном лифте, за исключением того, что ловушкой был ты сам.

— Говори так, как думаешь, — сказала Джилли. Ее голос был громким и высоким, почти скулящим.

— Джилли, — сказала мама.

— Дорогая, — сказал ее отец.

«Подождите, не смотрите. Давай распускаем слухи».

Мультфильм Колина Тома

Наступило долгое молчание. В конце концов, Питер что-то сказал, а Лиза повторила то, что они уже сказали, например, . Мы справимся с этим . То, что было легко сказать и трудно поверить. Джилли выбежала из комнаты, что обычно делают разгневанные люди, но ее гнев уже перерос во что-то другое. Поднявшись наверх по лестнице, она ждала, прислушиваясь к тому, что они скажут теперь, когда спектакль закончился. Просто снова наступила тишина и обычный таинственный скрип дома, который звучал зловеще, но таковым не был. Питер объяснил ей это: температура поднималась и опускалась, и то, что звучало как стон или шепот, было просто домом, который сжимался и расширялся. Дом не все видел, ничего не знал.

Джилли закрыла дверь в спальню и достала дневник из ящика стола. Она не хотела его открывать. Детская мысль: если бы она этого не читала, то могла бы и не написать. Если бы она ничего не сделала, ей не пришлось бы ничего отменять. Ни вины, ни боли, ни паники, вообще никаких чувств.

Она заставила себя сделать это. Она читала с первой до последней страницы. Она притворялась взрослой, но притворство больше не было игрой, ложью или выбором. Она хотела, чтобы что-то случилось, и теперь это случилось.

Гилли стали двумя людьми. Ее время было разделено точно пополам, потому что Питер и Лиза больше всего верили в справедливость. Половину времени она была одним человеком, а половину — другим. Возможно, никто другой не заметил разницы. Она не пыталась это объяснить и не записывала, потому что больше ничего не записывала. Она не хотела вспоминать — она просто хотела обратить внимание. Чем больше вы обращали внимания, тем больше людей вы становились. Разные люди в разных местах, разные люди в разные дни. И она была единственной, кто знал их всех.

Вскоре после развода Лиза устроилась работать в университет в другом городе. Хорошую работу было трудно найти, и эта не была плохой. Дорога до города заняла три часа; она уезжала по понедельникам, возвращалась по пятницам. Когда Лиза сообщила ей эту новость, Джилли сказала, что пойдет с ней. Сейчас она была подростком. Они могли бы купить новый дом, выбрать новую школу.

— Ну, — сказал Питер с обиженным, растерянным видом.

— Нет, — сказала Лиза.

Позже Питер сказал Джилли, что все в порядке. злиться на Лизу. Он позвонил Лизе твоя мама , из-за чего она звучала как персонаж книги, которую Джилли читал, а он нет. Но Джилли не рассердилась. Она восхищалась Лизой. По крайней мере, она становилась новым человеком. Питер казался немного грустнее и чуть толще — его рубашки были теснее и часто не заправлялись, — но по большей части он был таким же. Все его шутки были старыми шутками. Он знал пять рецептов, которые повторял в одном и том же порядке каждую неделю. Единственное, что действительно изменилось, это то, что он перестал играть на пианино, да и это не казалось таким уж важным; он никогда не был серьезным музыкантом. Вместо этого он смотрел повторы по телевизору. Иногда он не помнил, что уже видел шоу, если только Джилли не напоминала ему.

«Эх, вместо бутылки рома, пожалуй, безалкогольный коктейль».

Мультфильм Брюса Эрика Каплана

Каждые выходные она проводила с Лизой. Они ходили в рестораны, и Джилли научилась произносить итальянские названия пасты. Она притворилась, что любит анчоусы, грибы и сыр, который сочится. Она достаточно долго притворялась, что в конце концов ей это не нужно — они ей действительно нравились. Лиза давала читать ей трудные книги. Они гуляли по окрестностям, и Лиза рассказала Джилли, что есть известные философы, которые считают, что ходьба необходима для того, чтобы думать. На некоторых прогулках они почти не обменивались ни словом, что было нормально. Джилли пыталась вызвать большие, интересные идеи на случай, если Лиза спросит, о чем она думает, но Лиза никогда этого не делала.

Каждый вечер у Лизы звонил телефон, и она выходила из комнаты, прежде чем ответить. Джилли не спросила, звонит ли это мужчина — в возрасте Лизы это все еще называлось бойфрендом? — потому что она знала, что если бы она спросила, Лиза сказала бы ей правду, ничего не скрывая. Джилли предположил, что этот человек также был философом. Как еще они могли говорить так долго? У нее в голове сложился его четкий образ: высокий и благородный, с жилистыми конечностями и жилистыми бровями. Во время одного из телефонных звонков Лизы Джилли поняла, что представляет себе актера из фильма, который видела много лет назад. Глупый, трогательный фильм — из тех, что называют 9.0007 семейный . После этого она пыталась изменить образ, сделать мужчину короче, некрасивее или просто оригинальнее, но не вышло.

Поскольку образ мужчины существовал только в ее голове, поскольку она не могла избавиться от него, Джилли казалось, что он идет с ней, куда бы она ни пошла. Каждое воскресенье вечером он возвращался с ней в дом Питера. Он оглядел сцену: стол с непрочитанными газетами, раковина с немытой посудой, стакан, выскользнувший из рук Питера и разбившийся об пол. (Это был дешевый, обычный стакан. Лиза пила вино из бокалов с тонкими ножками, а Питер пил только воду, много-много воды. ) Мужчина смотрел, как Питер бросается в бой. Никаких босых ног на кухне . Он слышал рассеянный рев вакуума и смотрел, как птица бьется о верхнюю часть клетки, пока шум наконец не стих. Он увидел крошечный кусочек стекла, который все равно застрял в пятке Джилли, слишком маленький, чтобы его можно было разглядеть. Если она сжала грубую кожу в нужном месте, на поверхности расцвела идеальная капля крови.

Однажды в пятницу Лиза позвонила в последнюю минуту и ​​сказала, что не вернется в город — она больше не говорила дома — до следующего утра. Ей пришлось задержаться в библиотеке. Это звучало как ложь, извинение, которое дети используют в отношении своих родителей, а не наоборот. Нет проблем , сказала Джилли. Она распаковала уже упакованную сумку.

Библиотека была любимым местом Лизы в кампусе. Она подробно описала его Джилли: огромное известняковое сооружение, похожее на церковь, со столами вместо скамеек, с витражами, на которых были изображены ученые, а не святые. Архитектура, объяснила Лиза, была чем-то вроде шутки. В университетах все соглашались, что знание — единственное, чему стоит поклоняться.

Местная публичная библиотека, откуда пришли книги Джилли, представляла собой грязное здание, наполненное резиновым запахом паровых радиаторов. Его демонстрационный стол с книгами в мягкой обложке с тиснеными названиями и аляповатыми обложками не внушал трепета. Именно из-за благоговения Джилли тайно любил настоящие церкви. Старые, богато украшенные, с позолоченными алтарями и мягкими коленями для молитв. Она почти никогда не ходила в такую ​​церковь — на похороны Стью, на свадьбу кузена, на фортепианный концерт — и никогда никому не говорила, что хочет. Джилли не понимала чувства, охватившего ее там, и впоследствии ей иногда было его стыдно: как ее ребра, казалось, расширялись, как сводчатый потолок, как некоторые хрупкие идеи могли оставаться в воздухе в полумраке пещеристого пространства. Лиза назвала бы это увлечением. Ее интересовала религия (как и все идеи, ее стоило рассмотреть), но интерес был противоположен вере.

Оказалось, что такие противоположности есть везде. Голос ее матери был противоположностью певческому голосу ее отца. Обладание птицей было противоположностью желанию иметь птицу. Это были противоположности, которые вежливо маскировали свои различия, деликатно избегали непреодолимой границы между собой. Образ Стью в армейской форме был противоположностью образу Стью в голове Джилли. Чтение ее дневника было противоположностью тому, чтобы выплескивать себя на его страницы — думать, что «я» можно выплеснуть, а не вместить, и не понимать, какой ужасный, постоянный беспорядок он может создать.

Питер заказал на ужин пиццу — угощение. Он прибыл холодным, на его поверхности загустела оранжевая смазка. Он задавал Джилли вопросы о школе. Ее учителя, ее друзья. Ее цели.

«Что у тебя на уме?»

Джилли пожала плечами. Она вытерла пальцы салфеткой и отодвинула тарелку.

На следующее утро, вместо того чтобы ждать в машине, как обычно, Лиза зашла внутрь. Всю дорогу до кухни, а это означало, что она тоже видела газеты, посуду и птичью клетку, которую давно не мыли. Птица спала, ее шея неловко вывернута так, что она могла зарыться лицом в перья. Во сне казалось, что у него нет головы.

Питер и Лиза вели себя нормально друг с другом. Они серьезно обсуждали историю, которую видели в новостях, — стихийное бедствие на другом континенте. Это значило одно и то же для них обоих, потому что на самом деле ничего не значило ни для кого из них. Невообразимо, согласились они. Джилли предпочла бы, чтобы они поссорились.

Пока ее родители обсуждали глобальные события, она наблюдала, как проснулась птичка. Теперь у него была голова. Оно оглядело комнату. Заметил ли он что-нибудь другое? Он поднял одну ногу, опустил ее обратно, поднял другую. Это был знакомый ритуал, который Питер назвал птичьим танцем. Наедине Джилли и ее отец часто имитировали танец, но в присутствии Лизы это казалось смешным. Кухня казалась тесной. Он был недостаточно большим для ее папы и ее мамы, и человека, которым она была со своим отцом, и человека, которым она была со своей мамой, не говоря уже о мужчине или фотографии мужчины.

Ее родители настояли, чтобы она почистила клетку перед отъездом.

«Прямо сейчас?»

Джилли увидела, что Питер колеблется.

— Прямо сейчас, — сказала Лиза.

Они оставили ее одну на кухне. Как только Джилли отперла дверь, птица вылетела и уселась в вазе с фруктами, сжимая огромный пупочный апельсин. Она убирала вполсилы. Не в первый раз она пожалела, что попросила птицу. Хуже того: выпрашивать один. Она поклялась никогда больше ничего не просить.

Только когда она встала с совком с птичьим пометом — птица дерьмо , поправила она себя, — Джилли поняла, что сетчатая дверь на задний двор открыта. Ее первый порыв был обычным: бросить совок, хлопнуть дверью и избежать катастрофы. Но она колебалась ровно столько, чтобы желание взяло верх над инстинктом. Она стояла очень неподвижно. Она и птица посмотрели друг на друга — дерзкие, наглые взгляды.

— Продолжайте, — сказала Джилли.

Голова птицы вертелась взад-вперед, как игрушка. Когда он не собирался двигаться со своего насеста, Джилли возобновила свои задачи, но теперь она не торопилась. Она была медленной и преднамеренной. Она протерла все поверхности внутри клетки. Птица все время смотрела на нее, сжимая апельсин.

Они все еще были заняты этим состязанием, когда Питер и Лиза вернулись в комнату. Они перевели взгляд с птицы на сетчатую дверь, но ничего не сказали. Птица вернулась в свою клетку, и Джилли вышла из дома вслед за Лизой.

Квартира Лизы оказалась не такой просторной, как она обещала, но обставлена ​​скудно, и большая часть стен все еще оставалась пустой, что создавало ощущение простора: что-то, что могло стать чем-то другим. В тот день Джилли и Лиза сделали то, что делали всегда. Читали, ходили и заказывали тальятелле — ленты, выкрашенные в черный цвет чернилами кальмара, перемешанные с натянутыми резинками самих кальмаров. После ужина они еще немного почитали. В любую минуту телефон может зазвонить. Джилли изучала Лизу в поисках признаков предвкушения. Чего она ждала? На что она надеялась?

Но Лиза была поглощена своей книгой. Он был очень похож на тот, который она одолжила Джилли в тот день — томик в безымянной синей обложке и скромными печатными буквами (когда-то золотыми, теперь желтыми) на корешке. Она сказала Джилли, что книга изменила ее жизнь. Оно было напечатано мелким шрифтом на тонкой бумаге — достаточно тонкой, чтобы, поднеся Джилли к свету, она могла видеть насквозь. До сих пор она не понимала ни единого слова.

Страницы было трудно быстро перевернуть, они складывались и грозили порваться. Она начала превращаться по двое или по десять за раз, однако многие цеплялись друг за друга. Бумага зашуршала, но Лиза не подняла глаз. Телефон не звонил. Джилли пропускала целые главы. Она собиралась выпустить свой гнев таким образом, но теперь он набрал обороты. Она остановилась на потрепанной странице, странице, которая имела значение для кого-то еще. На полях был бледный карандаш, но она не удосужилась прочесть то, что было помечено — то, что говорило свой скрытый смысл незнакомцу и не открывалось ей. Она закрыла книгу хлопком.

А Лиза так и не подняла головы. Не спросила, что не так, даже не увидела, что что-то может быть не так.

«Кто он?» — спросил Джилли.

Тишина разбилась, как стекло. Лиза закончила предложение, которое читала, и отметила пальцем свое место. Это действительно было место: откуда-то она появилась, остекленевшие глаза, рассеянный взгляд.

«Кто?»

«Этот человек».

Сказав это, Джилли поняла, что на самом деле никогда не слышала голоса на другом конце линии. Она представила себе низкий голос. Долгие, задумчивые паузы, пока он искал точно нужное слово. Она вообразила жаркие споры — хорошие. Не о событиях, а об идеях. Не о вашей или нашей жизни, а о самой жизни.

Лиза склонила голову набок. Птица делала то же самое, из-за чего выглядела скептически по-человечески. Что у тебя на уме ? сказал бы Питер. Когда он спросил птицу, это должно было быть забавно.

«Мужчины нет, да?» — сказал Джилли.

Лиза рассмеялась.